"Зайдя в подвал донецкого СБУ, наблюдатели ОБСЕ удивленно спросили: "А где у пленных постельное белье?"

На вчерашний день в плену боевиков оставалось 157 украинских военных

В Киеве отметили годовщину трагедии под Иловайском. Стена Михайловского собора стала теперь стеной памяти, на которой изображены бойцы, погибшие и пропавшие без вести во время этой операции. Отслужили торжественную панихиду по погибшим, которые не вышли из Иловайского котла. Последнего находившегося в плену бойца батальона «Донбасс» 25-летнего Андрея Скачкова (позывной «Сэм») освободили за два дня до горькой даты. Он приехал в столицу, чтобы встретиться со своими боевыми побратимами.

«Мне предъявили обвинение в участии в незаконном бандформировании по… Уголовному кодексу СССР 1960 года»

— В плену я провел год без трех дней, — рассказывает Андрей Скачков. — Когда выходил на обмен из камеры Луганского СИЗО, там оставалось еще 14 украинских военнослужащих, из них двое из Иловайского котла — Артем Комиссарчук и Фураев из 51-й бригады. Они, получается, там уже больше года.

— Пленные знают, кто и когда «идет» на обмен?

— Конечно, — улыбнулся собеседник. — Меня раз двенадцать назначали, и каждый раз «пролетал». Не скрою, тяжело смотреть, как товарищи уходят из камеры, а тебя в очередной раз «забывают».

Андрей родом из Донецка, в добровольческий батальон записался сразу после его основания. Вслед за ним в составе 93-й бригады на фронт пошел и младший брат. Он был одним из защитников аэропорта, сейчас после ранения проходит лечение и реабилитацию.

— Родители все это время находились в Донецке, — говорит Андрей. — Им пришлось выдержать тяжелейший прессинг со стороны так называемых «ДНРовских» властей", поскольку оба сына воюют за Украину. Они прятались по подвалам и тем не менее ухитрялись передавать мне какие-то передачки — но это стало возможным уже в последние месяцы плена. Поначалу нас практически не кормили. В день на сто человек давали восемь буханок хлеба и кастрюльку каши. Какой-то железячкой мы резали хлеб, кашу ели с помощью корочек. Ели из плафонов — вместо тарелок. Скрутили несколько штук с потолка. Я похудел на двадцать килограммов. Однажды в камеру явились наблюдатели ОБСЕ. Но тогда мы не знали, что это за люди. Они не задали нам ни одного вопроса, посмотрели кругом и ушли. Единственное, что мне запомнилось, — один из них удивленно спросил: «А где же у них постельное белье?» В камере не каждому досталось даже место на полке, поэтому спали на полу, на снятых с петель дверях, подкладывая под голову одежду. Какое там белье?! Однако после визита наблюдателей кормить стали получше, даже давали витамины.

— На допросах били?

— Не хочется жаловаться. Другим доставалось еще больше. Мне сломали несколько ребер, но они уже зажили. На допросах создавалось впечатление, что боевики знают гораздо больше нас. На сайте «Русская весна» список бойцов батальона «Донбасс» с домашними адресами был выложен задолго до того, как нас взяли в плен. Непонятно, какой тогда смысл в наших «позывных»? Больше всего им хотелось узнать что-нибудь об «издевательствах над мирными жителями». Меня постоянно упрекали, что я «предатель малой Родины», поскольку родился в Донецке. В апреле мне предьявили обвинение в участии в незаконном бандформировании по… Уголовному кодексу СССР 1960 года. Это предполагало от пяти до десяти лет лишения свободы.

Меня освободили 27 августа в формате 12 на 12. В полночь мама и папа встречали меня в Краматорске. Сейчас вся наша семья в Киеве. Ищем жилье. После плена я оказался фактически бомжом без документов. Все сгорело в БТРе во время боя — паспорт, код, военные документы.

*Боец батальона «Донбасс» 25-летний Андрей Скачков почти год провел в плену

«За мое вызволение бывший кандидат в президенты потребовал 50 тысяч долларов»

Киевлянин Дмитрий Кулиш провел в плену девять месяцев. Бойца батальона «Донбасс» с позывным «Семерка», также попавшего в плен под Иловайском, освободили в начале лета. Но проблемы со здоровьем у него остаются до сих пор. С 39-летним Дмитрием мы встретились в Феофании, где он проходит курс восстановления после травм от побоев.

— До войны я работал в охранной структуре, — рассказывает Дмитрий Кулиш. — В Нацгвардию записался, узнав о страшной смерти горловского депутата Рыбака, которого живым с распоротым животом и набитым камнями рюкзаком за спиной выбросили в реку. Проявление такой зверской жестокости и повлияло на мое решение защищать страну от этих нелюдей.

Дмитрий не любит вспоминать день, когда оказался в плену:

— В первый же день в Донецком СБУ избили так, что я не ходил около месяца. Сломали об меня четыре дубинки. Других тоже били, но мне досталось больше всех — наверное, потому что я самый крупногабаритный. Это я уже сейчас немного отъелся… Первое время нас фактически не кормили. Раньше я весил 120 килограммов, а после двух месяцев плена осталось 70. Впрочем, было не до еды. В плен я попал с контузией и осколочным ранением затылочной части головы. Кинули в подвал. Болело все тело, а потом я вдруг понял, что больше не чувствую ног. В камере был один наш медик, сказал, что похоже на компрессионный перелом позвоночника. Кроме того, была сломана ключица, несколько ребер, покалечена ступня, травмированы оба колена. Но «сепары» говорили: «Ты притворяешься, потому что у тебя нет гримасы боли». «ДНРовский» лидер Захарченко, узнав, как «постарались» его «орлы», прокомментировал: «Ну, побуцали немножко».

Потом 70 человек из 111 отправили на так называемые восстановительные работы в Иловайск. Наверное, они поняли, что не стоит в одном помещении держать столько людей. Нас было гораздо больше, чем охранявших нас «сепаров». Разумеется, были мысли — захватить здание СБУ. Но мы не знали, что делать дальше… Вот нас и разделили. Друзья рассказывали, что когда их привезли в Иловайск, тамошний военный комендант посмотрел на пленных и спросил: «Вас что, там вообще не кормили?» Выяснилось, что довольствия на пленных в Иловайске не предусмотрено. Позднее наших ребят отвезли на место боя в Червоносельское, чтобы собрать там оставшиеся вещи, сухие пайки, матрасы — хоть что-нибудь на первое время.

— Но ведь родственники вместе с «нейтральными» волонтерами передавали вам посылки?

— Есть такой волонтер Александр Кудинов. Он привозил нам посылки от родных, а также гуманитарку для боевиков. Но посылки не попадали нам напрямую, а шли почему-то через санчасть. Там есть такой «великий лекарь» Люся. Она забирала «излишки» медикаментов и вещей первой необходимости. Если изначально посылка была весом 20 килограммов, то до адресата доходило в лучшем случае три-четыре килограмма. Лишь один раз в неделю во время медосмотра у нее можно было попросить наши же сигареты, мыло. Выдавала один рулон туалетной бумаги на 25 человек и говорила: «Экономнее используйте!» Потом, правда, стали кормить лучше. И для отчетности завели на каждого медицинскую карточку, где писали: «Температура в норме, давление в норме». Хотя никто ничего не мерял.

— В плену вас приговорили к смертной казни за то, что вы якобы, пытали взятого «Донбассом» в плен гражданина Франции поэта Юрия Юрченко. Как это было?

— 19 августа под Иловайском взяли в плен группу из восьми вооруженных боевиков. На них не было написано, что они журналисты или писатели. Среди них оказалось два иностранца. Серб, который рассказывал, что он военный историк. Почему-то с автоматом. И француз, который утверждал, что он журналист. Но удостоверения его я не видел, а вот пистолет в руках — да. Чего они приехали в Донбасс из Франции и Сербии, что им здесь нужно?

Украинские военные восприняли их как наемников, которые на нашей земле воюют за деньги. Поэтому симпатий к ним не испытывали. Их привязали к воротам на стадионе той школы, где мы базировались, когда до минометного обстрела с той стороны оставалось минут пять. Все эти пленные там бы и полегли. На мой взгляд, это было бы подлое убийство, поэтому я был категорически против. В итоге задержанных отвязали и привели в помещение, где находились и мы. Во время жесткого обстрела, продолжавшегося несколько дней, пленники отсиживались в железном шкафу, где их не забывали кормить и поить.

Юрченко, когда их в сентябре обменяли и привели в донецкое СБУ для поисков «палачей», был потрясен моим видом: «Это в бою или уже тут?» Я кивнул ему: «Тут, тут…» Вначале он для русских журналистов рассказывал об ужасах пыток — якобы его заставляли ходить по битому стеклу, сломали ногу, держали шесть суток в железном ящике. А позже на камеру признался, что я его не пытал. Эта запись есть. На нем вообще не было ни одного синяка — в отличие от меня, у которого все тело было черным от побоев. Меня не били только по лицу, чтобы «картинка на видео» была приличной.

Однако, хоть он и снял свои претензии, мне все равно вынесли смертный приговор, обещали расстрелять. Кто-то из переговорщиков «занес» информацию, что я снайпер. Хотя моя армейская специальность — командир отделения автомобильного взвода.

— А что это за история с вашим выкупом? Нынешний советник главы СБУ Юрий Тандит рассказывал «ФАКТАМ» о том, как некий известный политик потребовал с вашей семьи 50 тысяч долларов за ваше освобождение…

— Известного политика зовут Александр Ржавский. Бывший кандидат в президенты, баллотировался на выборах в Верховную Раду в 2014 году. Дело было так. Мой сын работал завхозом у певицы Ирины Билык. Когда меня взяли в плен, попросил ее о помощи. Ну, может, кто-то из ее знакомых имеет связи в донецких кругах. Певица вышла на господина Ржавского. Тот согласился «посодействовать».

— О том, что мой муж оказался у боевиков, я узнала 1 сентября, когда главарь боевиков «Моторола» выложил в Интернет видео, где Дмитрий находится среди пленных, — присоединяется к разговору Светлана, супруга Дмитрия. — Тогда он еще выглядел нормально, во всяком случае стоял на ногах. Но через шесть дней в сетях появилась видеозапись, где Дима лежит на носилках. Я поняла, что нужно действовать немедленно.

*Кадр видеозаписи

При первой же встрече Александр Ржавский назвал оглушительную сумму за освобождение — 300 тысяч долларов. Я просто опешила: «Я не смогу найти таких денег, они для нашей семьи нереальны». Он опечалился: «Ира за вас так просила. Ну ладно, пускай тогда она научит мою дочку петь. А с вас причитается 150 тысяч долларов. 70 тысяч сразу, остальное — по результату. Но деньги нужно принести не позже чем через три дня. Сфотографирую их, покажу сепарам, и начнем действовать».

У нас таких денег не было. Я начала звонить друзьям и знакомым, те своим друзьям по цепочке. Незнакомые мне люди отдавали последнее, чтобы помочь Диме. В первый день собрали десять тысяч, на второй — двадцать, на третий день, когда друзья уже не могли собрать ни копейки, еще двадцать тысяч внес Димин шеф. На руках оказалось 50 тысяч — то есть меньше требуемого. Наш «благодетель», впрочем, согласился и на эту сумму. Когда мы привезли деньги, его самого в Киеве уже не было — уехал в Краматорск для участия в очередных выборах. Поэтому мы общались с посредником — известным продюсером украинского шоу-бизнеса. Тот принял деньги, не дав никакой расписки.

«Теперь я думаю, что лучше бы свои деньги и время направил на освобождение более достойного человека»

Светлана призналась, что далеко не сразу поняла, что стала жертвой обмана:

— Следовали звонки от посредника. Мол, все в порядке, Александр Николаевич работает, но есть большие опасности. Несколько раз меня вызывали в офис — мол, устроим скайп-интервью с Димой. Ездили раз пять. Но каждый раз общение срывалось. Дескать, мешают бомбежки. Однажды посредник позвонил: «Радуйтесь, завтра освобождают! Встречайте в Харькове». Мы с сыном и еще одним бойцом батальона помчались туда. Приехали. Что делать дальше — не знаем. Ни Ржавский, ни его помощник на звонки не отвечали. Мы переночевали в машине, потом сняли номер в гостинице. Наконец дозвонились до «освободителя». «Его вот-вот освободят, вы ждите!» Мы ждали в Харькове десять дней. Потом позвонил тот же посредник и рассказал, что Александр Ржавский сумел вытащить Диму из плена, посадил в машину и повез к нам. Но по дороге мужу вдруг стало настолько плохо, что Ржавский был вынужден развернуться и отвезти его в донецкую больницу. А там в коридоре якобы появился некий сепаратист, запомнивший Диму в бою. Между ними завязалась драка. В больницу примчалась полиция, и Диму снова арестовали.

— На самом деле ничего этого не было, — Дмитрий обнял жену за плечи. — Меня никуда не вывозили, я безвылазно сидел в тюрьме.

— В общем, тогда стало понятно, что политик морочит нам голову, — продолжает Светлана. — Я потребовала, чтобы он вернул деньги, но он отдавать их не собирался, просто перестал брать телефонную трубку. Однажды он позвонил в декабре: «Переговорите с вашим мужем». Оказалось, он был на свидании с Димой в донецком управлении СБУ. Разговор длился всего пару минут. Дима вдруг спросил: «Почему ты и сын отказываетесь от моего освобождения? Ко мне пришел человек, который хочет мне помочь. Но говорит, что вы сами отказываетесь». Дальше трубку у него забрали.

Позже у меня оказалась полная запись их беседы. Она начиналась со слов Ржавского: «Твоя жена говорит: привези его хоть «двухсотым»!" Общий смысл такой, что семья передумала вызволять пленника, и теперь политик у него самого интересуется, нужно ли помогать. То есть в завуалированной форме давит на него, спрашивая, нужно ли отдавать деньги.

*Светлана, жена Дмитрия Кулиша, сделала все возможное для освобождения мужа

— Потом меня все-таки обменяли, — продолжает Дмитрий, — на сына донецкого командира, которого украинская сторона возвращала инвалидом — с отрезанными указательными пальцами рук.

— Вам удалось вернуть деньги обратно?

— Да. После моего освобождения, узнав от жены все перипетии этой истории, я предложил Александру Николаевичу Ржавскому встретиться. Поговорили. В следующий раз он пришел уже с деньгами. Хотел взять с меня расписку о возврате некоего долга. Я удивился: «Разве я у вас одалживал?» Написал ему на бумаге, что деньги принял. И пошел в милицию…

Сейчас в Подольском РУВД Киева расследуется дело по статье Уголовного кодекса Украины «Мошенничество». В нем фигурируют известные в стране люди. Подозрение пока никому не предъявлено, однако бывший кандидат в президенты Александр Ржавский не отказался от беседы с корреспондентом «ФАКТОВ», чтобы расставить свои точки над «i».

— Вскоре после трагедии в Иловайском котле на меня через знакомого и через известную украинскую исполнительницу вышли родные Дмитрия Кулиша, который попал в плен в зоне АТО, — рассказывает Александр Ржавский. — Они просили меня как главу Комитета примирения, созданного общественным движением «Майдан», помочь найти Дмитрия. Родственники Дмитрия, по их словам, даже не предполагали, где он находится.

Я никогда не занимался освобождением пленных, но после длительных уговоров согласился попробовать найти Дмитрия. По прошлым годам знаю многих лидеров «ДНР-ЛНР», ведь до 1995 года я жил и работал в Краматорске. Я предполагал, что могу попросить за него, используя личные связи. Света, жена Дмитрия, сказала, что готова покрыть расходы на автомобили, бензин, охрану… Она заверила, что деньги на такие расходы есть и я могу об этом не думать. Кроме морального аспекта, меня подкупила идея помощи украинской эстрадной звезды, у которой работал сын Дмитрия Кулиша, развитию профессиональной карьеры моей дочери. Моя дочь учится в институте культуры и в таком юном возрасте уже записала два сольных диска.

Чтобы избежать финансовых кривотолков в будущем, я предложил семье написать расписку о том, что я взял эти деньги в долг под отчет. Семья передала мне деньги, я написал и передал семье расписку. О 300 тысячах долларов за освобождение, которым спекулирует семья Дмитрия, я никогда не говорил. Это какая-то пиаровская цифра с их стороны, за которую им должно быть стыдно.

В первую же поездку в зону АТО произошла неприятность — нанятый мною за десятки тысяч гривен автомобиль изъяли по дороге на блокпосту. До Донецка я добирался на перекладных. Со сложностями различного уровня прошли все поездки в «ДНР» по вопросу Кулиша. Больше они были или меньше, но это была сложная и опасная работа.

Сначала я провел несколько встреч с понимающими тему людьми. Узнав, о ком прошу, с той стороны возмутились. Мне пояснили, что Дмитрий Кулиш (позывной «Семерка») — снайпер. А отношение к такой категории военных всегда было крайне негативным. Мне также рассказали, что Кулиш принимал участие в пытках гражданского населения. Услышать фразу «если просишь за военного преступника — смотри, как бы самому не оказаться рядом с ним» в Донецке было не очень приятно. Дело осложнялось также тем, что сам Дмитрий дал признательные показания в отношении допросов с пристрастием журналиста из Франции. Тем не менее я продолжил переговоры и искал способ освободить Дмитрия. Появились первые результаты. Но Светлана Кулиш вдруг начала требовать деньги обратно. На встречах со мной ее сопровождали неизвестные мне люди.

В декабре мне удалось добиться свидания с самим Дмитрием Кулишом. Он выглядел нормально. Был опрятно одет. Я спросил, стоит ли мне продолжать свои хлопоты. Он ответил утвердительно. Я поинтересовался вменяемым ему эпизодом с пытками француза. Он кратко ответил: «Он меня простил».

Дмитрия несколько раз включали в списки на обмен, но каждый раз дело срывалось. Семья продолжала требовать деньги обратно, угрожая скандалом, не слушая аргументы и выводя очень щепетильную тему освобождения снайпера на медийный уровень. Я, наоборот, доказывал Светлане, что поднимать шум нельзя ни в коем случае. Пострадавший и его окружение, ждущие показательного судебного процесса над военным преступником, могли бы помешать его освобождению.

Тем не менее Дмитрия Кулиша освободили. Я считаю, что в его освобождении есть и моя доля участия. Я позвонил ему, чтобы поздравить и обсудить завершение процесса так, как мы договорились на встрече в Донецке. Но в ответ услышал грубые слова и требование возвращения всех денег. Выйдя на свободу, Дмитрий забыл наш разговор в Донецке.

По его мнению, восемь поездок в Донецк, сложные переговоры, громадные расходы и время, отобранное у моей семьи, риск — все это должно было лечь на мои плечи. Я, по мнению Дмитрия, просто должен был заниматься его освобождением. Видя такую агрессию Дмитрия Кулиша и его окружения, я спорить не стал. Бог — судья! Я занял необходимую сумму и отдал. Для моей семьи это немалые деньги. Будем считать, что это мой волонтерский вклад в освобождение воина.

Только теперь я думаю, что лучше бы свои деньги и время направил на освобождение более достойного человека, — завершил изложение своей версии сложившейся ситуации политик.

Источник: Факты

Коментарі