Донецкие. Ярлык особого назначения

Игорь Панасов

Слово «донецкие» давно превратилось в социальный диагноз. Тому, кто им регулярно пользуется, обычно невдомёк, насколько разные люди живут в восточном регионе

«Донецкие». Именно так, во множественном числе и с оттенком презрения в голосе. Особенно глумливо это звучит в украинской речи без перевода и с русским аканьем – «данецкие».

Год назад в плацкартном вагоне поезда Киев – Донецк я узнал, насколько сильные эмоции могут скрываться за этим словом. Пятеро столичных молодцев на подъезде к конечной станции наперебой выражали своё отвращение к пейзажам за окном и даже к воздуху: им было омерзительно само пространство, где живут «донецкие», а самих дончан они называли «быдлом». Если учесть, что ночью в купе парни вели себя как первосортные свиньи и огромными дозами пили «за Троещину», то эта картина сурового морального осуждения выглядела предельно абсурдно.

Как человек, проживший дюжину лет в Донецке, я буду радикально субъективен. Потому что для меня «донецкие» – это ещё и работающие в местных университетах, газетах, общественных организациях и школах люди, с которыми я по сей день дружу. И всё же я понимаю, на чём основывается неприязнь тех, кто последние лет восемь рисует всей Украине образ врага.

Ведь «донецкие» – это и убогий мутант-суржик, который уже давно не русский язык, и тем более не украинский. И зашкаливающий местечковый патриотизм, в котором просматривается обычная бессознательная стадность. И культ спортивных штанов, бритых голов и кепок фасона вроде той, что была у Промокашки в фильме «Место встречи изменить нельзя». И тёплое отношение к зоне: я лично знаю пару человек, специально нашаливших по мелочи, чтобы попасть в тюрьму и там устроить своё будущее, наладив нужные связи. И целые поколения, выросшие без духовной опоры, – эти люди десятилетиями блуждают в поисках хоть какого-то смысла между водкой и травкой.

Слова «простите» и «пожалуйста» там не имеют веса. Один мой донецкий друг даже видит закономерность: чем чаще их произносишь, тем больше шансов оказаться обманутым или оскорблённым. Поэтому он называет свою малую родину Шансонией, или, по-толкиеновски, Мордором. Там другой лексикон, на улице куда проще нарваться на фразу в духе «я тебя умножу на ноль». Там более древние джунгли, чем, к примеру, в оштукатуренном капиталистическим этикетом Киеве. В Донецке скорее просто дадут в зубы, чем станут плести подковёрные интриги. Впрочем, это ещё вопрос, что хуже – получить удар в лицо или в спину.

Эти люди видят в новой власти поддержку своего образа мыслей. Я прожил там почти весь март и активно общался: у многих полегчало на сердце после выборов, появилась вера в будущее. Причём эта вера принимает самые причудливые формы. В общественном транспорте я наблюдал такую сцену: мужчина средних лет, выдававший себя за пенсионера и не имевший при себе удостоверения, отказывался купить билет. Устав от напора кондуктора, он вскочил и закричал: «Не буду платить! Наш президент – Янукович!» От него отстали. Аргумент сработал Устав от напора кондуктора, он вскочил и закричал: «Не буду платить! Наш президент – Янукович!» От него отстали. Аргумент сработал .

На другую чашу весов тоже есть что положить. Я не знаю людей более трудолюбивых, чем «донецкие», им только дай работу. Именно поэтому они знают цену деньгам – умеют радоваться и малому, и изобилию. Они предпочитают ходить друг к другу в гости, а не встречаться в кафе, они по-настоящему преданны в дружбе. Когда я ездил с ними во Львов, там искренне удивлялись тому, насколько реальные люди отличаются от образа, навязанного антидонбасской пропагандой.

Два месяца назад в Киев перебрался очередной знакомый «донецкий». До переезда его тошнило от украинского языка. Неделю назад я звонил ему – он говорил по-украински. Приятель объяснил: там, где он работает, все на нём щебечут, вот и подсел. Сам удивляется, как так вышло. Стоило поближе познакомиться, тошноту как рукой сняло.

Нам всем стоило бы поближе познакомиться.

Игорь Панасов, журналист

Коментарі можуть залишати тільки зареєстровані користувачі