Чтим, помним, обещаем...

Недавно попала мне в руки документальная повесть Григория Медведева «Чернобыльская тетрадь». Впервые опубликована она была в журнале «Новый мир» в 1989 году, почти по горячим следам. Автор - специалист-атомщик, был лично знаком со всеми участниками тех трагических событий, и на ЧАЭС его отправили сразу после аварии. Так вот, прочитала я эту «Чернобыльскую тетрадь» и содрогнулась. вроде бы столько уже перечитано и пересмотрено о той аварии, а эти записки всю душу перевернули. Наверное, поэтому еще острее чувствуешь фальшивость обещаний властьпредержащих.
Председатель общественной организации социальной защиты «Память Чернобыля» Наиль Мардагалимов вначале не соглашался на разговор. Мол, ни к чему это, только людей раздражать. Но я твердо решила пораздражать людей как следует и таки разговорила его. В редакцию Наиль Хатимуллаевич пришел со своим заместителем по общественной работе Юрием Черкасовым.
- Вы являетесь ликвидаторами крупнейшей техногенной катастрофы в истории всех времен и народов. По подсчетам экспертов суммарный выброс радиоактивных материалов составил 50 млн. кюри, что равнозначно последствиям взрывов 500 атомных бомб, сброшенных в 1945 году на Хиросиму. Вы героями себя ощущаете?
- Боже упаси, какие там герои! Мы просто выполняли свой долг. Вот и все. Мы в большинстве своем были воспитаны в духе патриотизма: партия сказала «Надо!», комсомол ответил «Есть!». Первый раз на ликвидацию последствий аварии меня отправили от краматорской автобазы. Брали тогда тех мужчин, у которых детей было не менее двух. С мая по ноябрь 1986 года мы строили поселки для переселенцев. Строили на совесть. Вот только потом оказалось, что строили в зараженном месте. Второй раз меня направили уже от военкомата в 1989 году 27 апреля. Пробыл я там до первого сентября. Честно скажу: упирался, говорил, что был уже там. Не помогло. Попал в хорошую часть вместе с ребятами-афганцами. Мы осуществляли санэпидемрадиологический контроль – проверяли с дозиметрами зону. На самой станции я был семь раз. Дозиметров не хватало. Он был только у старшего группы, а работали мы на разных участках. Рентгеновские нормы нам постоянно срезали – таково было негласное указание. Проверяли мы также грибы, молоко. Таких огромных грибов я больше нигде и никогда не видел. Все было зараженное. Но, следуя настоятельным рекомендациям, местному населению об уровне зараженности мы не говорили. Просто не советовали пить молоко. Замалчивалось тогда абсолютно все.
- Юрий, а когда вы попали на ЧАЭС?
- В декабре 1986 года. С ЧАЭС уехал только в марте 1987-го. Работали мы непосредственно на самой станции - мыли помещения. Сегодня помыли, а завтра - ветер, и все по-новой начинали. Помню пол бетонный сняли, забетонировали, а через неделю опять пришлось снимать… Но работу не считаю напрасной, иначе последствия были бы необратимыми.
- Наиль, а когда вы почувствовали проблемы со здоровьем?
- Почти сразу. Головные боли, тошнота, жжение во всем теле, першение в горле. У нас ведь даже марлевых повязок на всех не хватало. Приехал домой - все лимфоузлы увеличены, кровь из носу. Врачи вначале не признавали, что это были последствия Чернобыля. На то были секретные указания. Практически сто процентов чернобыльцев, кроме приобретенных хронических заболеваний, в возрасте после сорока лет стали терять зубы. Скажу больше, зубы ликвидаторов отправлялись на изучение в институты Москвы и Ленинграда. Увы, государство создало вокруг нас зону отчуждения: каждую льготу, каждую копейку приходится выбивать через суд. Вначале на ежегодное оздоровление одного ликвидатора выделялось 22 гривны 40 копеек! Потом, правда, увеличили до 90 гривен. Сейчас в зависимости от категории максимальная сумма составляет 120 гривен! В Краматорске в год на лекарства для одного чернобыльца выделяется 15 гривен. Чтобы один раз пролечиться, нужно как минимум тысяча гривен. Нам положено бесплатное зубное протезирование, но финансирования нет. Это касается и льготных автомобилей, квартир… Да что там говорить, если в этом году деньги для нас даже в госбюджет заложены не были. Минимальная пенсия — 500 гривен, а средняя – 900.
- Вы уже седьмой год избираетесь председателем координационного совета Чернобыльских организаций Донецкой области. Что это вам дает?
- Очень многое. О краматорских ликвидаторах теперь знают даже в Европейском суде по правам человека. Главная наша задача - это правовая помощь и защита. Мы плотно работаем с Кабмином, с нашей подачи были приняты пятнадцать важных законов. Нам удалось рассекретить постановления от 1986-87-го годов о пересчете выплат. Честно скажу, перелом долго шел. Добиться исполнения законов - дело непростое. Не буду долго рассказывать, скажу лишь, что мы окунулись в такую клоаку, такой бардак! Что же касается Краматорска, то нужно сказать, что с начальником УТ и СЗН Еленой Сабадой у нас сложились хорошие отношения. Понимание находим и у директора музея истории Натальи Волошиной, начальника отдела культуры Алены Шиповой. А вот у работников пенсионного фонда мы вызываем стойкое раздражение. Такое впечатление, что причитающиеся нам деньги мы забираем непосредственно у сотрудников. Вообще, роль просителей достаточно унизительная. Удивляет и равнодушие городского головы Геннадия Костюкова. Он ни разу не пришел к нам, не поздравил с нашим праздником…  
- Наиль, Юрий, обращаюсь сразу к вам двоим. Сейчас в Чернобыльскую зону организуются экскурсии. Не хотелось бы вспомнить былое?
- Нет, прошлое ворошить не хочется. Оно и так ежедневно напоминает о себе. И потом... Это не то место, куда хочется вернуться. Считаем, что ликвидаторы были последними патриотами. Сейчас, случись что, туда добровольно никто уже не пойдет. Между тем наука до сих пор не знает, какие процессы происходят под саркофагом. Да и сам саркофаг уверенности не внушает: бетон в те времена уже сыпался. Так что Чернобыль о себе еще напомнит...